«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности - Генри Каттнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если Ферн смастерит высокочастотный излучатель, защиту Квентина можно будет ослабить – так или иначе. Пока что пересадчик показывает себя крайне опасным противником. И великолепно прячется.
Да, великолепно, но вовсе не идеально. Потому что, понял Тэлмен, испытывая прилив волнения, Квентин не просто ждал в сторонке, игнорируя пиратов и направляясь к Земле по кратчайшему маршруту. Сам факт, что он больше не летит на Каллисто, говорит о том, что Квентину нужна помощь. Пока же он всеми силами отвлекает непрошеных гостей, убивая их одного за другим.
Почему? Потому что Квентина, по всей очевидности, можно найти.
Со временем.
Это мог сделать Каннингэм, и даже Ферн являет собой угрозу для пересадчика. Из чего следует: Квентин боится.
– Квент, – сказал Тэлмен, затаив дыхание, – есть предложение. Ты меня слушаешь?
– Да, – ответил далекий и чудовищно знакомый голос.
– На все наши вопросы имеется один ответ. Ты хочешь выжить. Мы хотим заполучить этот корабль. Верно?
– Верно.
– Что, если мы сбросим тебя с парашютом после вхождения в атмосферу? А потом возьмем управление на себя и отправимся, куда нам надо. Таким образом…
– А Брут был честный парень, – перебил его Квентин, – так? Конечно нет. Я больше не могу тебе доверять, Ван. Психопаты и преступники – аморальные существа. Безжалостные, ибо считают, что цель оправдывает средства. Ты психолог, Ван, и еще ты психопат. Вот почему я не верю ни единому твоему слову.
– Ты сильно рискуешь. Сам понимаешь: если мы успеем найти нужный провод, переговоров уже не будет.
– Если.
– До Земли путь неблизкий. Теперь мы начеку, и ты больше никого не убьешь. Будем помаленьку работать, пока ты не найдешься. Ну, как тебе такой расклад?
– Предпочту рискнуть, – ответил после паузы Квентин. – В технических ценностях я разбираюсь получше, чем в человеческих. Пока я защищаю собственное поле знаний, я в относительной безопасности, а вот в психологию мне соваться не стоит. В коэффициентах и косинусах я кое-что смыслю, но коллоидная машина в твоей черепушке остается для меня загадкой.
Тэлмен опустил голову. С кончика носа на внутреннюю поверхность защитного стекла капнул пот. Тэлмена вдруг охватила клаустрофобия: страх перед тесным скафандром и еще страх перед громадным склепом, коим, по сути, являлся центр управления кораблем.
– Ты ограничен в средствах, Квент, – сказал он чуть громче нужного. – У тебя скудный арсенал. Ты не способен повлиять на давление в этой комнате – иначе давно уже раздавил бы нас в лепешку.
– И уничтожил бы жизненно важное оборудование. Кроме того, эти скафандры неплохо держат давление.
– Твой король по-прежнему под боем.
– И твой, – спокойно ответил Квентин.
Ферн бросил на Тэлмена долгий взгляд, полный одобрения и приправленный торжеством. Под громоздкими перчатками, манипулирующими тонким инструментом, начинал обретать форму некий агрегат. К счастью, то был продукт не конструирования, но конверсии – в ином случае Ферну попросту не хватило бы времени.
– Ну, поехали, – подал голос Квентин. – Врубаю все g, на которые рассчитан корабль.
– Что-то незаметно, – сказал Тэлмен.
– Говорю же: на которые рассчитан корабль. Я могу выдать и больше. А вы пока развлекайтесь. Вам меня не победить.
– Да ну?
– Сам подумай. Привязанные к месту, вы остаетесь в относительной безопасности. Но если начнете шастать по рубке, я вас уничтожу.
– То есть, чтобы найти тебя, нам надо переместиться? Да?
– Я этого не говорил, – рассмеялся Квентин. – Меня неплохо спрятали. Эй, ну-ка выключите эту штуку!
Крик снова и снова отзывался эхом от сводчатого потолка, сотрясая янтарный воздух. Тэлмен нервно вздрогнул. Встретился взглядом с Ферном и увидел, что астрофизик довольно улыбается.
– Накрыло его, – сообщил Ферн.
Затем на несколько минут наступила тишина.
Корабль резко дернулся, но высокочастотный генератор был надежно заякорен, а трое пиратов пристегнуты страховочными тросами.
– Выключите, – повторил Квентин, не вполне владея голосом.
– Ты где? – спросил Тэлмен.
Нет ответа.
– Нам некуда спешить, Квент.
– Вот и не спешите! Меня… меня нельзя запугать переходом на личности! Потому что я пересадчик и это мое преимущество!
– Довольно сильный раздражитель, – прошептал Ферн. – И быстродействующий.
– Ну же, Квент, – вкрадчиво произнес Тэлмен, – у тебя ведь остался инстинкт самосохранения. Вряд ли тебе приятно. Что скажешь?
– Приятно… и даже слишком… – неровно ответил Квентин, – но вам это не поможет. Я всегда умел пить и не напиваться.
– Вот только сейчас речь не о спиртном, – возразил Ферн и коснулся ручки потенциометра.
– Говорю же, ничего не выйдет! – Пересадчик рассмеялся, и Тэлмен удовлетворенно подметил, что речевой центр дал слабину. – По сравнению с вами… я слишком умен.
– Да что ты говоришь?
– Ты слышал. Вы не идиоты. Никто из вас не идиот. Допускаю, что Ферн хороший механик, но он недостаточно хорош. Помнишь, Ван, как в Квебеке ты спрашивал насчет перемен? Тогда я сказал, что не изменился, но теперь понимаю, что был не прав.
– В чем?
– Меня невозможно отвлечь. – Квентин разговорился: верный признак опьянения. – В человеческом теле мозг не способен на предельную концентрацию. Тело – несовершенный механизм, поэтому оно требует избыточного внимания. Его гандикап – обилие узкоспециализированных функций. Дыхание, кровообращение… Все эти системы не дают мозгу сосредоточиться. Да, вот именно: даже привычное всем вам дыхание нагружает мозг. Но в данный момент мое тело – этот корабль. Идеальный механизм, функционирующий со стопроцентной эффективностью. Соответственно, мой мозг имеет преимущество.
– Выходит, ты у нас сверхчеловек?
– Да, я сверхэффективен. А в шахматах обычно побеждает превосходящий разум, ведь он умеет просчитывать ходы наперед. Я предвижу все ваши действия. К тому же у вас имеется серьезный изъян.
– Какой?
– Вы люди.
Самовлюбленность, подумал Тэлмен. Может, вот она, его ахиллесова пята? Должно быть, предвкушение успеха уже сделало свое психологическое дело, а электронный эквивалент алкоголя высвободил комплексы Квентина. Да, вполне логично. Пять лет однообразной работы (и не важно, в чем она заключалась), а теперь ситуация изменилась, произошел переход из активного состояния в пассивное, превращение из сценической машины в главное действующее лицо. Пожалуй, все это послужило катализатором. Плюс эго. Плюс затуманенный рассудок.
Ведь Квентин вовсе не супермозг, это Тэлмен знал наверняка. Чем выше коэффициент умственного развития, тем слабее потребность в самооправдании, прямом или косвенном. Как ни странно, Тэлмен вдруг почувствовал, что освободился от мучительных угрызений совести. Настоящего Барта Квентина никогда нельзя было обвинить в
